«С самого утра мне «весело»: проснулась, собралась на работу, ещё полусонная, но тут включилось радио «бубнёж» и давай: «господи, ну что за блузка, разве в такой пойдешь на работу, нет, ну, совсем не годится, как я вообще могла её купить», «нет, ну кто так делает, руки из какого места растут, это же кошмар какой-то, кофе пролила, тост уронила», «а что с лицом, на это выражение невозможно смотреть без слёз жалости…» И так завелась на целый день: одно действие, три комментария к нему тремя разными интонациями.
Интонациями упрёка, осуждения, неодобрения, порицания, недовольства. Что не сделай — всё равно всё не так, и никак не угодишь, хоть на кусочки разорвись, всё равно не будет толку. И уже сама устала от этого вечного осуждающего диктора внутри себя, недовольного каждым взмахом ресниц. И вот жила с ним всё это время, мучилась, а тут на днях он мне совсем надоел. Засучила рукава, руки в боки, думаю, ну, всё, надоело, докопаюсь до сути, откуда ноги растут… Стала писать и вдруг стройными рядами и точными интонациями стали врываться в моё «здесь и сейчас» картинки из детства со звуковыми эффектами:
-Маша, куда полезла на диван, слезь, упадешь! Ма-ша, не трогай, сейчас уронишь, разобьешь, вот видишь, я тебе говорила не трогать, ну, что за руки-крюки. Маму надо слушать, мама плохого не посоветует. Маша, в чем это ты идти собралась, а ну снимай немедленно! Нарядилась, как цыганка, Боже мой! Ма-ша, ну что ты смотришь на меня с глупым выражением лица? А также другие: «как ты могла», «зачем ты это сделала», «немедленно прекрати» и подобные осели во мне прочно, укрепились, обосновались и рулят.
Объём меня поразил: некоторые безобидные на первый взгляд фразочки въелись, разрослись и масштаб их огромен. С этого вечера каждый раз, прежде, чем сделать сыну замечание или комментарий на его действие я на секундочку замолкаю внутри себя и смотрю, во что может превратиться эта фразочка в голове потом уже взрослого человека. Не будет ли она ему мещающе бубнеть недовольным радио вот так под нос целыми днями?»